Вечное тяготение русской церкви к русскому государству зачастую упрощенно объясняют стяжательством отцов церкви, преклоняющихся перед властью в поисках сугубо материальной выгоды. В действительности связь русской церкви с русским государством имеет сущностный характер и не сводится к одной только жадности или трусости священников. Русская церковь нуждается в государстве, как в необходимом условии своего выживания, без опоры на государство она не жизнеспособна и неконкурентоспособна.
Если посмотреть внимательней на историю взаимоотношений русской церкви и государства, то можно заметить, что русская церковь тем больше поддерживает власть, чем более «антизападной» последняя является. Если русское государство начинало проводить ориентированную на Запад политику, открывая двери для культурной экспансии со стороны Запада, отношения между ним и русской церковью становились, как минимум, прохладными. В то же время, государству, которое противостояло западному влиянию, русская церковь, в конечном счете, готова была простить все грехи, включая официальное безбожие.
Существует мнение о «национальном» характере русской церкви. Недаром в течение столетий слова «православный» и «русский» были чуть ли не синонимами. Это не совсем корректный взгляд на предмет. Русская церковь является русской ровно настолько, насколько это ей выгодно и насколько эта «русскость» способствует ее самосохранению. В свое время ей ничего не мешало искать защиты и покровительства у монгольских ханов и прославлять с кафедры вполне себе «нерусское» государство.
Как раз наоборот - русская церковь вполне «наднациональна». «Русскость» – это та оболочка, которая позволяет ей успешно сопротивляться реформации (в широком смысле этого слова). Византийское православие оседлало русскую историю и превратило русский народ и русское государство в орудие защиты себя от «разлагающего» влияния западного христианства.
Именно в западном христианстве, а вовсе не в исламе, русское православие видит главную для себя угрозу. Вызов с Запада для иерархов русской церкви был всегда страшнее вызова с Востока. Любая модернизация в России поэтому была возможна до сих пор только через конфликт с церковью, а не в союзе с ней. По крайней мере, опыт двух предыдущих модернизаций – большевистской и петровской - свидетельствует именно об этом.
Православная церковь на протяжении многих веков последовательно выступала против любого сближения с Западом и, как следствие, против любого социального развития. Полный политический, экономический и культурный изоляционизм является для православной церкви идеальным состоянием русского общества и государства. И, если русское общество и государство до сих пор не оказались в такой изоляции, то лишь потому, что русская власть время от времени находила силы для подавления реакционной и самоубийственной для русского народа политики церкви. Из этих двух сил, действовавших в русской истории, – власти и церкви, – церковь, безусловно, всегда была более реакционным элементом.
Русская церковь скорее пожертвует «оболочкой», своим объективным носителем – русским народом, чем поступится своими принципами. В определенной степени мы видим, как сбывается одно из пророчеств Николая Бердяева, отмечавшего схожесть судеб русского и еврейского народов. Ведомый ортодоксами русский народ может, в конце концов, лишиться своей земли, своего государства и превратиться в нацию скитальцев, рассредоточенных по всему миру.
Сегодня Россия практически полностью исчерпала ресурс для своего развития в качестве Империи, она неспособна сохранить государственность в существующих границах без посторонней помощи. При сохранении имеющихся тенденций в демографическом и экономическом развитии уже к середине текущего столетия Россия рискует лишиться практически всех своих колоний, включая Кавказ и Сибирь.
В этих условиях перед русским народом стоит сложный выбор. Либо опереться на помощь Запада, либо быть в перспективе поглощенным бурно развивающейся китайской цивилизацией. В первом случае велик риск оказаться в духовной зависимости от Запада при сохранении «физической» независимости в пределах существующих границ. Во втором случае, наоборот, при полной потере физической независимости вследствие поглощения значительной части территории Китаем есть шанс сохранить определенную культурную автономию. Известно, что китайцы, как и монголы, отличаются значительной религиозной толерантностью.
Не оставляет никаких сомнений, что сегодня, как и семьсот лет тому назад, во времена Александра Невского, русская церковь предпочитает поглощение Востоком и потерю Россией политической независимости союзу с Западом. Готовность пожертвовать «телом» ради спасения «души» приобретает в данном случае весьма гротескную форму.
Как это ни парадоксально, русская церковь совершенно непатриотична. Она действует исключительно в своих интересах, защищая, в первую очередь, свой церковный суверенитет. И, если защита этого церковного суверенитета потребует пожертвовать суверенитетом политическим, русская церковь, не задумываясь, пойдет на эту жертву. Для нее лучше быть в отдаленной перспективе поглощенной Китаем, чем в ближайшей перспективе столкнуться с необходимостью реформации.
Сохранение Россией политического суверенитета сегодня напрямую зависит от возможности проведения третьей (и, видимо, последней) в русской истории модернизации. Модернизация – это не техническая, а, прежде всего, культурная (в самом широком смысле слова) революция. Эта революция сегодня невозможна в России без опоры на Запад и, как необходимое следствие, без усвоения очередной «порции» западных культурных ценностей.
Среди прочего, эта модернизация предполагает и религиозное обновление (возрождение). Это очень длительный и болезненный процесс, без которого, однако, русскому народу практически невозможно будет найти духовные силы для грандиозной реконструкции всех сторон жизни русского общества. Религиозный подъем является необходимым условием успешной модернизации. А для настоящего религиозного подъема необходима православная реформация. Только при условии осуществления православной реформации русский народ будет способен защитить свою государственность и территории.
Но именно угроза реформации более всего и пугает существующую русскую церковь. Она видит альтернативу по-своему. Опора на Запад позволит сохранить Россию как геополитическую реальность, но самой русской церкви в том виде, в котором она существует сегодня, придет конец. Если Россия пойдет на сближение с Западом, это неизбежно приведет к культурной коррекции. Паства изменится и ей потребуется новая церковь.
Для современных, обладающих широким кругозором, более свободных, более толерантных, говорящих на другом языке людей в нынешней русской церкви места нет. Церковь под них «подстраиваться» не готова и не считает нужным. Внутри самой церкви нет сил, способных ответить на вызов времени. Церковь ясно и недвусмысленно дает понять, что будет сопротивляться модернизации и предпочтет скорее рискнуть будущим России, чем своим собственным будущим.
Русская церковь три века получала привилегии от монгольского хана, восхваляя его власть. Русская церковь десятилетия сотрудничала с атеистической властью большевиков и их наследников. Можно сказать, что она исторически подготовлена к тому, чтобы начать молиться о процветании Коммунистической партии Китая.
Потеря русским народом политической независимости, как ни странно, менее трагично отразится на судьбе русской церкви, чем на судьбе русского народа. Русская церковь скорее согласится стать церковью народа в изгнании, чем поступится принципами и начнет меняться.
В этой позиции русской церкви нет ничего нового. Ее точку зрения в данном вопросе можно считать традиционной. На разных этапах истории эта позиция либо совпадала, либо не совпадала с позицией власти.
Были времена, когда русская власть предпочитала трехсотлетнее восточное иго западному влиянию, как при Александре Невском, и русская церковь объявляла сделавших этот выбор князей святыми.
Были времена, когда русская власть пользовалась русской церковью для того, чтобы обосновать свое самовластие, как при Иване Грозном, и русская церковь, хоть и роптала, но подчинялась.
Были времена, когда русская власть отодвигала церковь и начинала проводить ориентированные на Запад реформы, как при Петре Первом, и тогда русская церковь ощетинивалась, называя царя про себя антихристом.
Сегодня позиция русской церкви и позиция русской власти совпадают. И та, и другая ставят интересы собственного выживания выше интересов выживания русского народа, из тела которого они произрастают. Поэтому альянс между «путинцами» и «гундяевцами» носит не конъюнктурный, а стратегический характер. Это не вопрос сиюминутной выгоды, а долгосрочный союз единомышленников.
Для современной русской полукриминальной бюрократии модернизация, либерализм, демократия, то есть все то, что связано с укреплением государственных институтов и законности, представляют угрозу не в меньшей степени, чем для Русской православной церкви. Поэтому на практике бюрократия вместе с церковью будут сопротивляться модернизации до последнего, и будут готовы заплатить за стабильность своего положения будущим России.
